Идет загрузка сайта, подождите
словарь
Гуманитарная урбанистика
Терминологический словарь
© С. С. Аванесов, С. А. Смирнов, Е. И. Спешилова, Н. Г. Федотова
С. А. Смирнов
С. А. Смирнов
Е. И. Спешилова
С. А. Смирнов
С. С. Аванесов
Н. Г. Федотова
Н. Г. Федотова
С. С. Аванесов
Н. Г. Федотова
С. С. Аванесов
С. С. Аванесов
С. С. Аванесов
С. С. Аванесов
/
/
Городская среда
Понятие, принятое в урбанистике, в практике управления развитием городских территорий, обозначающее совокупность объектов, практик и форм жизни, оказывающих воздействие на человека, на уровень и качество его жизни.
Данное понятие введено по логике средового подхода, согласно которому есть человек и есть совокупность внешних по отношению к нему объектов, воздействующих на него. При этом эта внешняя совокупность существует до него и независимо от него. Такое допущение выработано в рамках парадигмы средового подхода, в которой базовая пара категорий «индивид — среда» задаёт всю архитектонику остальных понятий, описывающих город.
При оценке качества городской среды выделяются несколько классов критериев: архитектурные качества объектов, социальные качества (функциональные) объектов, природно-климатические качества среды, экологическое качество среды, социально-антропологическое качество среды (воздействие объектов на человека).
Необходимо отметить несколько устаревшее представление о городской среде с точки зрения такого средового подхода. Современные городские исследования (Urban Studies) отмечают, что для современного человека гораздо важнее социокультурное значение городской среды, ее объектов и связей, ее знаково-символическую значимость для человека, событийная насыщенность жизни городского жителя и главное — то, что именно сами жители создают свою социокультурную среду обитания и в ней живут. Так называемая среда не является внешней и объектной по отношению к жителю. Она суть часть его деятельности. При таком подходе индивид рассматривается уже в качестве субъекта, творящего собственную среду обитания.
В таком случае наряду со средовым подходом допускается иной, вырабатываемый в городской антропологии, гуманитарной урбанистике, согласно которому именно человек создает городскую среду обитания, и от его действий зависит качество этой среды. Последняя понимается не только как совокупность объектов, но и как пространство социальных городских коммуникаций, практик общения, образов и стилей жизни, способов взаимодействия, мест встреч и пересечений различных городских сообществ и групп. В этом смысле среда антропогенна и человекотворна. В этом случае качество городской среды обитания воплощается не только в состоянии материальных объектов или влиянии природных факторов, но и в степени разнообразия и насыщенности социокультурных контактов человека.
Средовой подход в этой связи перестаёт быть единственной парадигмой описания городской жизни, поскольку человек перестаёт рассматриваться как пассивный индивид, на которого воздействует некая слепая среда. Человек рассматривается как активный субъект, создающий и трансформирующий свое место обитания. Он сам его формирует, сам меняет и трансформирует.
С этой точки зрения качество городской среды оценивается в иных категориях, таких, как: концентрация, разнообразие, связность, внутренняя открытость, доступность, избыточность городских мест для самореализации и общения различных групп горожан, возможность для внутренней мобильности, для генерации новых форм городской жизни, насыщенность разнообразными формами занятости и досуга.
Итак, согласно средовому подходу в урбанистике, городская среда — это совокупность искусственных и естественных объектов и условий, оказывающих воздействие на человека как жителя города, на уровень и качество его жизни. Согласно гуманитарно-урбанистической парадигме, человек, напротив, не столько зависит от среды, сколько сам творит её как пространство социальных городских коммуникаций, практик общения, образов и стилей жизни, способов взаимодействия, встреч и пересечений различных городских сообществ и групп. В таком случае качество городской среды обитания воплощается не только в состоянии материальных объектов или влиянии природных факторов, но и в степени разнообразия и насыщенности социокультурных контактов человека.
Данное понятие введено по логике средового подхода, согласно которому есть человек и есть совокупность внешних по отношению к нему объектов, воздействующих на него. При этом эта внешняя совокупность существует до него и независимо от него. Такое допущение выработано в рамках парадигмы средового подхода, в которой базовая пара категорий «индивид — среда» задаёт всю архитектонику остальных понятий, описывающих город.
При оценке качества городской среды выделяются несколько классов критериев: архитектурные качества объектов, социальные качества (функциональные) объектов, природно-климатические качества среды, экологическое качество среды, социально-антропологическое качество среды (воздействие объектов на человека).
Необходимо отметить несколько устаревшее представление о городской среде с точки зрения такого средового подхода. Современные городские исследования (Urban Studies) отмечают, что для современного человека гораздо важнее социокультурное значение городской среды, ее объектов и связей, ее знаково-символическую значимость для человека, событийная насыщенность жизни городского жителя и главное — то, что именно сами жители создают свою социокультурную среду обитания и в ней живут. Так называемая среда не является внешней и объектной по отношению к жителю. Она суть часть его деятельности. При таком подходе индивид рассматривается уже в качестве субъекта, творящего собственную среду обитания.
В таком случае наряду со средовым подходом допускается иной, вырабатываемый в городской антропологии, гуманитарной урбанистике, согласно которому именно человек создает городскую среду обитания, и от его действий зависит качество этой среды. Последняя понимается не только как совокупность объектов, но и как пространство социальных городских коммуникаций, практик общения, образов и стилей жизни, способов взаимодействия, мест встреч и пересечений различных городских сообществ и групп. В этом смысле среда антропогенна и человекотворна. В этом случае качество городской среды обитания воплощается не только в состоянии материальных объектов или влиянии природных факторов, но и в степени разнообразия и насыщенности социокультурных контактов человека.
Средовой подход в этой связи перестаёт быть единственной парадигмой описания городской жизни, поскольку человек перестаёт рассматриваться как пассивный индивид, на которого воздействует некая слепая среда. Человек рассматривается как активный субъект, создающий и трансформирующий свое место обитания. Он сам его формирует, сам меняет и трансформирует.
С этой точки зрения качество городской среды оценивается в иных категориях, таких, как: концентрация, разнообразие, связность, внутренняя открытость, доступность, избыточность городских мест для самореализации и общения различных групп горожан, возможность для внутренней мобильности, для генерации новых форм городской жизни, насыщенность разнообразными формами занятости и досуга.
Итак, согласно средовому подходу в урбанистике, городская среда — это совокупность искусственных и естественных объектов и условий, оказывающих воздействие на человека как жителя города, на уровень и качество его жизни. Согласно гуманитарно-урбанистической парадигме, человек, напротив, не столько зависит от среды, сколько сам творит её как пространство социальных городских коммуникаций, практик общения, образов и стилей жизни, способов взаимодействия, встреч и пересечений различных городских сообществ и групп. В таком случае качество городской среды обитания воплощается не только в состоянии материальных объектов или влиянии природных факторов, но и в степени разнообразия и насыщенности социокультурных контактов человека.
С. А. Смирнов
Городской культурный ландшафт
Понятие в гуманитарной урбанистике, выделяющее в пространстве городской жизни особую сферу и среду культурного обитания человека.
Культурный ландшафт может рассматриваться как минимум в рамках двух подходов.
Первый подход, привычный и распространённый, рассматривает культурную среду человека в категориях витрины супермаркета. Человек входит в город и видит расположенные в пространстве города культурные объекты, сервисы, услуги и предложения — скверы, парки, театры, кинотеатры, мультиплексы, картинные галереи, центры досуга, школы, университеты, несущие также культурные функции, и т. д. Человек волен выбирать и выстраивать свои траектории и маршруты повседневной жизни, исходя из степени концентрации и разнообразия этих объектов и сервисов и с точки зрения своих предпочтений.
При таком подходе культура рассматривается так же, как и природный ландшафт — он уже был создан до человека и представлен ему в готовом виде, а человеку, жителю города, остается только принимать его таким, каков он есть, и пользоваться им. При таком подходе само городское пространство обретает окультуренные и фиксированные формы в виде культурных объектов (сады, парки, скверы, улицы, площади, все остальное многообразие обитания человека).
Такая парадигма является следствием усеченного представления о культурном ландшафте, впрочем, это объясняется и самим словосочетанием, которое унаследовало объектный подход к культуре от старой натуралистической традиции. Но уже в этой парадигме представление о культурном ландшафте предполагает переоформление человеком природной среды, природного материала, например, при создании ландшафтных парков и скверов, при внедрении ландшафтного дизайна в практику проектирования и планирования городских пространств. Тем самым человек всегда переструктурирует и переоформляет природную и в целом окружающую среду под свои культурные запросы, превращая природную среду, природные места в места культурного обитания, как это описано, например, в «Поэзии садов» Д. С. Лихачёва.
Иное представление о городском культурном ландшафте задает парадигма событийной городской антропологии, согласно которой в создании культурной среды участвует и сам житель, выстраивая ее не в формате супермаркета готовых товаров, а в формате городского карнавала, в котором нет однозначных производителей и потребителей, а все жители имеют возможность выступать в роли создателей различных культурных событий на улицах и площадях, во дворах, в культурных местах города. Город становится коллективным производителем, фабрикой новых смыслов и событий, новых форм культурной жизни. В рамках такого подхода сами места и объекты, за которыми были, согласно первой парадигме закреплены места и функции (картинная галерея, кинотеатр, рекреационная зона, цирк и др.), перестают быть таковыми, с одной статичной функцией, но они постоянно перефункционализируются. Супермаркет в таком случае становится также и культурным центром, особенно в жилом спальном районе, где нет кино и театров, а улица сама становится событийным театром.
В таком случае культурный ландшафт постоянно меняется и преобразуется, и каждое поколения горожан, каждое городское сообщество вносит свой вклад в культурную среду, формируя в ней в том числе и свои субкультуры, оседающие в своем культурном ландшафте (например, тематические граффити на заброшенных заборах или муралы на стенах домов).
Итак, термин «городской культурный ландшафт» призван зафиксировать в пространстве городской жизни особую гетерогенную сферу культурного обитания человека. В отличие от природно-географического ландшафта, представляющего собой объективную данность, культурный ландшафт не предшествует городу, а формируется в процессе исторической эволюции городской жизни. Это формирование происходит на событийном уровне: элементы культурного ландшафта возникают, закрепляются, взаимодействуют и трансформируются в формате условно локализованных пространств коллективной культурной жизни и памяти горожан. Городской культурный ландшафт постоянно меняется, преобразуется, и каждое поколение жителей, каждое городское сообщество вносит свой вклад в облик и содержание культурной среды, формируя ландшафтное многообразие города.
Культурный ландшафт может рассматриваться как минимум в рамках двух подходов.
Первый подход, привычный и распространённый, рассматривает культурную среду человека в категориях витрины супермаркета. Человек входит в город и видит расположенные в пространстве города культурные объекты, сервисы, услуги и предложения — скверы, парки, театры, кинотеатры, мультиплексы, картинные галереи, центры досуга, школы, университеты, несущие также культурные функции, и т. д. Человек волен выбирать и выстраивать свои траектории и маршруты повседневной жизни, исходя из степени концентрации и разнообразия этих объектов и сервисов и с точки зрения своих предпочтений.
При таком подходе культура рассматривается так же, как и природный ландшафт — он уже был создан до человека и представлен ему в готовом виде, а человеку, жителю города, остается только принимать его таким, каков он есть, и пользоваться им. При таком подходе само городское пространство обретает окультуренные и фиксированные формы в виде культурных объектов (сады, парки, скверы, улицы, площади, все остальное многообразие обитания человека).
Такая парадигма является следствием усеченного представления о культурном ландшафте, впрочем, это объясняется и самим словосочетанием, которое унаследовало объектный подход к культуре от старой натуралистической традиции. Но уже в этой парадигме представление о культурном ландшафте предполагает переоформление человеком природной среды, природного материала, например, при создании ландшафтных парков и скверов, при внедрении ландшафтного дизайна в практику проектирования и планирования городских пространств. Тем самым человек всегда переструктурирует и переоформляет природную и в целом окружающую среду под свои культурные запросы, превращая природную среду, природные места в места культурного обитания, как это описано, например, в «Поэзии садов» Д. С. Лихачёва.
Иное представление о городском культурном ландшафте задает парадигма событийной городской антропологии, согласно которой в создании культурной среды участвует и сам житель, выстраивая ее не в формате супермаркета готовых товаров, а в формате городского карнавала, в котором нет однозначных производителей и потребителей, а все жители имеют возможность выступать в роли создателей различных культурных событий на улицах и площадях, во дворах, в культурных местах города. Город становится коллективным производителем, фабрикой новых смыслов и событий, новых форм культурной жизни. В рамках такого подхода сами места и объекты, за которыми были, согласно первой парадигме закреплены места и функции (картинная галерея, кинотеатр, рекреационная зона, цирк и др.), перестают быть таковыми, с одной статичной функцией, но они постоянно перефункционализируются. Супермаркет в таком случае становится также и культурным центром, особенно в жилом спальном районе, где нет кино и театров, а улица сама становится событийным театром.
В таком случае культурный ландшафт постоянно меняется и преобразуется, и каждое поколения горожан, каждое городское сообщество вносит свой вклад в культурную среду, формируя в ней в том числе и свои субкультуры, оседающие в своем культурном ландшафте (например, тематические граффити на заброшенных заборах или муралы на стенах домов).
Итак, термин «городской культурный ландшафт» призван зафиксировать в пространстве городской жизни особую гетерогенную сферу культурного обитания человека. В отличие от природно-географического ландшафта, представляющего собой объективную данность, культурный ландшафт не предшествует городу, а формируется в процессе исторической эволюции городской жизни. Это формирование происходит на событийном уровне: элементы культурного ландшафта возникают, закрепляются, взаимодействуют и трансформируются в формате условно локализованных пространств коллективной культурной жизни и памяти горожан. Городской культурный ландшафт постоянно меняется, преобразуется, и каждое поколение жителей, каждое городское сообщество вносит свой вклад в облик и содержание культурной среды, формируя ландшафтное многообразие города.
С. А. Смирнов
Городское пространство
Искусственно созданная и особым образом организованная структура городских объектов, имеющих разнообразные социальные функции и культурные значения, которая представляет собой жизненный мир человека. Городское пространство не является пассивным или пустым, но производится (А. Лефевр) действиями, социальными и культурными практиками тех людей, которые в нём проживают. В связи с этим городское пространство можно рассматривать как многомерное, включающее в себя физическое, социальное и культурное измерение. Кроме того, поскольку город как культурное пространство представляет собой не только конфигурацию материальных объектов разной степени эстетической ценности, но и определённый символический дискурс, городские пространства являются местами, наделёнными человеческими значениями (И. Митин). В этом контексте городское пространство понимается не только как материальная область или ментальный конструкт, но как сфера действия, делания; иначе говоря, оно имеет перформативный характер (Д. Грегори). Аналогичный подход предлагает М. де Серто, определяющий городское пространство как «место, которое используется в практике». Несмотря на то, что в философском ключе, как пишет М. Оже, понятие пространства более абстрактно, нежели понятие места, следует иметь ввиду, что городское пространство не является некоей абстракцией. Городское пространство вписано в определённые контексты жизни человека, то есть имеет экзистенциальную значимость, и должно анализироваться в том числе в антропологическом ключе. Вместе с тем нельзя не отметить, что городское пространство гетерогенно (М. Фуко) и открыто для различных вариантов означивания, интерпретации и трансформации в отличие от места, имеющего более стабильное значение. Подробное исследование теоретических концепций пространства и места в контексте городских исследований представлено в работе Сеты Лоу «Пространственное воплощение культуры».
Е. И. Спешилова
Образ города
Данный термин обозначает такой культурный конструкт, который интегрирует в себе различные признаки, свойства, характеристики города, эпизоды его истории, биографии «гениев места», впечатления о городе, связанные с ним вербальные и визуальные нарративы, мифы, метафоры и сюжеты, в целом формируя и транслируя синтетический «портрет» населённого места. В зависимости от целей, задач и точки зрения субъекта, от средств видения и конкретного опыта человека выстраиваются и транслируются разные образы одного и того же города, иногда дополняющие друг друга, а иногда вступающие в конфликт. Человек никогда и нигде не встречается с городом в целом, кроме как в его образе, благодаря которому город только и может быть дан как в той или иной степени определённое культурное единство. Именно образ города является фундаментальной предпосылкой формирования конкретной городской идентичности.
В городских исследованиях впервые было введено понятие образа города К. Линчем в одноименной работе. К. Линч показал, что абстрактного Города не бывает. С Городом как таковым человек дела не имеет. Человек, точнее, разные жители разных мест обитания и в разное время жизни, будут представлять разные образы одного города. Введя представление об образе города, Линч показал, что разные жители одного и того же города могут жить в разных городах, поскольку у них сложились разные образы своего города ввиду различий в образах жизни, ввиду разного видения города, разного способа обитания в нем.
Чтобы представить и структурировать эти образы города, К. Линч предложил базовые реперы, элементы, по которым эти образы представляются и интерпретируются. Этих элементов он выделил всего пять: пути, границы, районы, узлы, ориентиры. Каждый образ города или его части состоит из этих элементов.
Пути — «это коммуникации, вдоль которых наблюдатель может перемещаться постоянно, периодически или только потенциально. Их роль могут играть улицы, тротуары, автомагистрали, железные дороги, каналы», «люди обозревают город, двигаясь по нему, относительно путей организуются все остальные элементы среды».
Границы — это «границы между двумя состояниями, линейные разрывы непрерывности <…> берега, железнодорожные выемки, края жилых районов, стены. Репер границы означает пределы обитания, пределы событийности для жителя, обитателя города. Для одного весь город является пространством его обитания, для другого — отдельно взятый район или микрорайон, некое место проживания по контуру «дом-аптека-магазин» и не дальше.
Районы — «части города, средние по величине и представимые как двухмерная протяженность, в которую наблюдатель мысленно входит „изнутри“. Большинство людей упорядочивает свой город по районам с большей или меньшей чёткостью».
Узлы — «соединительные звенья, места разрыва транспортных коммуникаций, перекрёстки или слияния путей, моменты скачкообразного перехода из одной структуры в другую».
Ориентиры — любой объект, выступающий знаком, точкой, элементом среды для ориентации в пространстве и перемещении. Это может быть дом, холмы, мост, башня. Функцию этого репера могут играть разные важные для жителя места, связанные с событиями, или с рассказами других очевидцев, или известные и популярные места в городе, значимые и постоянные для посещений, а также места, связанные с необходимостью прокладывания нового маршрута. На ориентирах пешеход и проезжающий ставит акцент при перемещении. Из ориентиров фактически и выстраивается опорный каркас своего образа городского пространства. Человек по ориентирам может передвигаться, может, опираясь на них, рассказать, показать, нарисовать другому про чужой для него город, чужое место. Специалисты по ориентированию, разведчики, спасатели, проводники фактически опираются не на сами по себе карты местности, а на различные многочисленные ориентиры, известные им одним и составленные на основе опыта прохождения многих маршрутов.
Ни один из специально выделенных элементов не существует изолированно от других. Районы структурированы узлами, определены с помощью границ, пронизаны путями и усеяны ориентирами.
К списку Линча исследователи добавляют также такие реперы, как место обитания, угол зрения, горизонт видения, опора, маршрут. Эти реперы соответствуют уже не критериям достоверности и точности схватывания места, объекта (как в случае с ментальными картами как инструментами для исследования), а критериям осмысленности пребывания и проживания, критериям навигации и ориентирования городского исследователя в структурах городской повседневности.
Места обитания. Этот репер означает фиксацию мест постоянного пребывания человека в конкретное время, фиксацию времени, конкретность эпизодов и событий. Человек живет, бывает чаще всего в определённых местах. А какие-то места он обходит или просто не бывает в них, они для него не существуют. Есть у него и запретные для него зоны. Фактически, на пересечении маршрутов передвижений и мест обитания складываются карты пребывания человека на территории. А пределы эти маршрутов и мест пребывания определяют границы его обитаемого города, своего города. Эти границы вырезаются маршрутами и местами обитания.
Угол зрения. Этот репер означает оптику, способ видения, критерий видения. Видящий должен понимать, что всякий раз он может менять угол зрения на один и тот же объект, одно и то же место в городе. Угол зрения постоянно меняется ион разных у разных жителей. Либо это городской обыватель, зевака, либо спешащий на работу служащий, либо отец, ведущий в детский сад свою дочь, либо идущий в магазин глава семейства. Все эти уличные роли содержатся в одном пешеходе и могут отражаться на способе видения и соответственно самом изображении. Мы видим город, точнее своё обитание в нём, исходя как из своих ощущений, так и своих задач пребывания в городе.
Опора. Данный репер означает наиболее значимое и частотное место обитания. Опора отличается от места так же, как маршрут отличается от пути. Для опоры характерна событийность и тем самым — значимость. Опорой может быть дом, в котором человек живёт, или когда-то долго жил, или когда-то родился. Или он важен для него связью с каким-то событием. Или опора важна с точки зрения главных смыслов, ценностей и ориентиров в жизни (храм, театр, место многолетней работы и др.). Таких опор в городе может быть несколько. У каждого горожанина они свои. Попадая в чужой город, пешеход обязательно создает себе опорную точку отсчета — гостиницу, место, где он остановился, или место, где произойдёт важная встреча. И тогда место становится опорной точкой.
Горизонт видения. Репер обозначает предел видения, дальний план освоения городского пространства, выходящий уже за пределы города как ойкумены.
К. Линч пытался выделить в образе инвариантные элементы образа города, занимая позицию наблюдателя, будучи исследователем, опрашивающим своих информантов о том, какой они рисуют себе образ города. Поэтому в его списке реперов не хватает главного, позвоночного, репера — маршрута. Точнее, маршрутизация автора образа скрыта у К. Линча в репере пути. В этом репере К. Линч учитывает специфику складывания образа в зависимости от путей, выделяя при этом важные свойства репера: путь обладает непрерывностью, направленностью и опознаваемостью. Маршруты человека-горожанина не совпадают с путями. Пути означают наличные и опознаваемые направления движения, а маршрут всякий раз прокладывается человеком. Человек всегда ходит тропами, диагонально, пересекая пути и беспутья.
Все элементы образа города связываются не чем иным, как маршрутами того, кто этот образ рисует. Даже если путник, городской пешеход, или зевака, или фланёр ходит без цели по городу, заглядывая в подворотни и закоулки, или руфер, бегающий по крышам, или трейсер, прокладывают свои извилистые маршруты диагонально, наперекрест путям, пересекая их.
У К. Линча, как и многих других исследователей после него, занимающихся сходной тематикой по построению образов города, карт города, доминирует исследовательская ориентация описательного, объектного типа, то есть позиция наблюдателя, извне наблюдающего город как целое, выделяющего элементы видения, структурирующего свой объект наблюдений. Для такого подхода характерно представление о городе как об объекте через структурированный заранее образ, выделяя в последнем элементы образа — пути, границы, ориентиры.
Исследователь стремится с помощью разных способов визуализации как-то схватить город в его объёме и полноте, приручить его, проинтерпретировать с помощью своего изобретенного для этого способа визуализации, но самих жителей города в их образах города нет. Исследователя интересует город вообще, как он нарисован, узнаваем ли он, читается ли он, пытаясь увидеть город сверху, с высоты птичьего полёта, определяя в нём ориентиры, границы, пути и узлы.
Такой подход конструктивен, если держать исследовательскую, объектно-описательную позицию, предполагающую исследование города как объекта, которому приписывается наличие скрытых процессов. Одним из результатов такой работы будут карты города, помогающие туристам, с тем чтобы они смогли сориентироваться и не заблудиться в городе-джунглях, городе-лабиринте.
Поэтому К. Линчу важна была «опознаваемость» нарисованного объекта (города), его структурность, внятность, читаемость образа города в тех рисунках, которые ему представили его информанты. Далее на основе нарисованных образов городов исследователь создает, структурирует обобщенный образ, сравнивая между собой образы разных городов. Поэтому один у него получился «раскинувшийся», «не имеющий центров», «бесформенный», «обширный», другой — «живой» и «сложный для ориентации», третий — «масштабный» и «решетчатый».
К внешнему, объектному, описательному подходу необходимо добавить внутренний, феноменологический, маршрутный способ построения образа города. При таком способе выделяется иное в образе — не его точность и ясность, а осмысленность и свойскость этого образа, схватывание свойств города изнутри, с точки зрения самого горожанина.
При таком видении важны не объектность и объективность черт образа города, а их рукотворность, как результат сознательного и различного, но волевого действия путника, пешехода, горожанина, самолично рисующего свой образ города на теле города, используя своё видение границ и ориентиров, и своим передвижением рисующего свои маршруты. Тем самым вводится тема картирования, то есть составления по поводу обживаемой, обитаемой территории своих карт обитания, на которых человек сам наносит свое присутствие.
В свете сказанного важным является то, кто создает образ города, каков этот субъект — исследователь, зевака, прохожий, фланёр, турист, архитектор, наблюдатель с птичьего полета, инженер-строитель, гид? Какими средствами он пользуется? Ведет ли он дневник, рисует ментальную карту, строит маршрут, измеряет город ногами, рисует мастер-план? В зависимости от целей, задач и точки видения субъекта, от средств видения выстраиваются разные образы одного и того же города.
В городских исследованиях впервые было введено понятие образа города К. Линчем в одноименной работе. К. Линч показал, что абстрактного Города не бывает. С Городом как таковым человек дела не имеет. Человек, точнее, разные жители разных мест обитания и в разное время жизни, будут представлять разные образы одного города. Введя представление об образе города, Линч показал, что разные жители одного и того же города могут жить в разных городах, поскольку у них сложились разные образы своего города ввиду различий в образах жизни, ввиду разного видения города, разного способа обитания в нем.
Чтобы представить и структурировать эти образы города, К. Линч предложил базовые реперы, элементы, по которым эти образы представляются и интерпретируются. Этих элементов он выделил всего пять: пути, границы, районы, узлы, ориентиры. Каждый образ города или его части состоит из этих элементов.
Пути — «это коммуникации, вдоль которых наблюдатель может перемещаться постоянно, периодически или только потенциально. Их роль могут играть улицы, тротуары, автомагистрали, железные дороги, каналы», «люди обозревают город, двигаясь по нему, относительно путей организуются все остальные элементы среды».
Границы — это «границы между двумя состояниями, линейные разрывы непрерывности <…> берега, железнодорожные выемки, края жилых районов, стены. Репер границы означает пределы обитания, пределы событийности для жителя, обитателя города. Для одного весь город является пространством его обитания, для другого — отдельно взятый район или микрорайон, некое место проживания по контуру «дом-аптека-магазин» и не дальше.
Районы — «части города, средние по величине и представимые как двухмерная протяженность, в которую наблюдатель мысленно входит „изнутри“. Большинство людей упорядочивает свой город по районам с большей или меньшей чёткостью».
Узлы — «соединительные звенья, места разрыва транспортных коммуникаций, перекрёстки или слияния путей, моменты скачкообразного перехода из одной структуры в другую».
Ориентиры — любой объект, выступающий знаком, точкой, элементом среды для ориентации в пространстве и перемещении. Это может быть дом, холмы, мост, башня. Функцию этого репера могут играть разные важные для жителя места, связанные с событиями, или с рассказами других очевидцев, или известные и популярные места в городе, значимые и постоянные для посещений, а также места, связанные с необходимостью прокладывания нового маршрута. На ориентирах пешеход и проезжающий ставит акцент при перемещении. Из ориентиров фактически и выстраивается опорный каркас своего образа городского пространства. Человек по ориентирам может передвигаться, может, опираясь на них, рассказать, показать, нарисовать другому про чужой для него город, чужое место. Специалисты по ориентированию, разведчики, спасатели, проводники фактически опираются не на сами по себе карты местности, а на различные многочисленные ориентиры, известные им одним и составленные на основе опыта прохождения многих маршрутов.
Ни один из специально выделенных элементов не существует изолированно от других. Районы структурированы узлами, определены с помощью границ, пронизаны путями и усеяны ориентирами.
К списку Линча исследователи добавляют также такие реперы, как место обитания, угол зрения, горизонт видения, опора, маршрут. Эти реперы соответствуют уже не критериям достоверности и точности схватывания места, объекта (как в случае с ментальными картами как инструментами для исследования), а критериям осмысленности пребывания и проживания, критериям навигации и ориентирования городского исследователя в структурах городской повседневности.
Места обитания. Этот репер означает фиксацию мест постоянного пребывания человека в конкретное время, фиксацию времени, конкретность эпизодов и событий. Человек живет, бывает чаще всего в определённых местах. А какие-то места он обходит или просто не бывает в них, они для него не существуют. Есть у него и запретные для него зоны. Фактически, на пересечении маршрутов передвижений и мест обитания складываются карты пребывания человека на территории. А пределы эти маршрутов и мест пребывания определяют границы его обитаемого города, своего города. Эти границы вырезаются маршрутами и местами обитания.
Угол зрения. Этот репер означает оптику, способ видения, критерий видения. Видящий должен понимать, что всякий раз он может менять угол зрения на один и тот же объект, одно и то же место в городе. Угол зрения постоянно меняется ион разных у разных жителей. Либо это городской обыватель, зевака, либо спешащий на работу служащий, либо отец, ведущий в детский сад свою дочь, либо идущий в магазин глава семейства. Все эти уличные роли содержатся в одном пешеходе и могут отражаться на способе видения и соответственно самом изображении. Мы видим город, точнее своё обитание в нём, исходя как из своих ощущений, так и своих задач пребывания в городе.
Опора. Данный репер означает наиболее значимое и частотное место обитания. Опора отличается от места так же, как маршрут отличается от пути. Для опоры характерна событийность и тем самым — значимость. Опорой может быть дом, в котором человек живёт, или когда-то долго жил, или когда-то родился. Или он важен для него связью с каким-то событием. Или опора важна с точки зрения главных смыслов, ценностей и ориентиров в жизни (храм, театр, место многолетней работы и др.). Таких опор в городе может быть несколько. У каждого горожанина они свои. Попадая в чужой город, пешеход обязательно создает себе опорную точку отсчета — гостиницу, место, где он остановился, или место, где произойдёт важная встреча. И тогда место становится опорной точкой.
Горизонт видения. Репер обозначает предел видения, дальний план освоения городского пространства, выходящий уже за пределы города как ойкумены.
К. Линч пытался выделить в образе инвариантные элементы образа города, занимая позицию наблюдателя, будучи исследователем, опрашивающим своих информантов о том, какой они рисуют себе образ города. Поэтому в его списке реперов не хватает главного, позвоночного, репера — маршрута. Точнее, маршрутизация автора образа скрыта у К. Линча в репере пути. В этом репере К. Линч учитывает специфику складывания образа в зависимости от путей, выделяя при этом важные свойства репера: путь обладает непрерывностью, направленностью и опознаваемостью. Маршруты человека-горожанина не совпадают с путями. Пути означают наличные и опознаваемые направления движения, а маршрут всякий раз прокладывается человеком. Человек всегда ходит тропами, диагонально, пересекая пути и беспутья.
Все элементы образа города связываются не чем иным, как маршрутами того, кто этот образ рисует. Даже если путник, городской пешеход, или зевака, или фланёр ходит без цели по городу, заглядывая в подворотни и закоулки, или руфер, бегающий по крышам, или трейсер, прокладывают свои извилистые маршруты диагонально, наперекрест путям, пересекая их.
У К. Линча, как и многих других исследователей после него, занимающихся сходной тематикой по построению образов города, карт города, доминирует исследовательская ориентация описательного, объектного типа, то есть позиция наблюдателя, извне наблюдающего город как целое, выделяющего элементы видения, структурирующего свой объект наблюдений. Для такого подхода характерно представление о городе как об объекте через структурированный заранее образ, выделяя в последнем элементы образа — пути, границы, ориентиры.
Исследователь стремится с помощью разных способов визуализации как-то схватить город в его объёме и полноте, приручить его, проинтерпретировать с помощью своего изобретенного для этого способа визуализации, но самих жителей города в их образах города нет. Исследователя интересует город вообще, как он нарисован, узнаваем ли он, читается ли он, пытаясь увидеть город сверху, с высоты птичьего полёта, определяя в нём ориентиры, границы, пути и узлы.
Такой подход конструктивен, если держать исследовательскую, объектно-описательную позицию, предполагающую исследование города как объекта, которому приписывается наличие скрытых процессов. Одним из результатов такой работы будут карты города, помогающие туристам, с тем чтобы они смогли сориентироваться и не заблудиться в городе-джунглях, городе-лабиринте.
Поэтому К. Линчу важна была «опознаваемость» нарисованного объекта (города), его структурность, внятность, читаемость образа города в тех рисунках, которые ему представили его информанты. Далее на основе нарисованных образов городов исследователь создает, структурирует обобщенный образ, сравнивая между собой образы разных городов. Поэтому один у него получился «раскинувшийся», «не имеющий центров», «бесформенный», «обширный», другой — «живой» и «сложный для ориентации», третий — «масштабный» и «решетчатый».
К внешнему, объектному, описательному подходу необходимо добавить внутренний, феноменологический, маршрутный способ построения образа города. При таком способе выделяется иное в образе — не его точность и ясность, а осмысленность и свойскость этого образа, схватывание свойств города изнутри, с точки зрения самого горожанина.
При таком видении важны не объектность и объективность черт образа города, а их рукотворность, как результат сознательного и различного, но волевого действия путника, пешехода, горожанина, самолично рисующего свой образ города на теле города, используя своё видение границ и ориентиров, и своим передвижением рисующего свои маршруты. Тем самым вводится тема картирования, то есть составления по поводу обживаемой, обитаемой территории своих карт обитания, на которых человек сам наносит свое присутствие.
В свете сказанного важным является то, кто создает образ города, каков этот субъект — исследователь, зевака, прохожий, фланёр, турист, архитектор, наблюдатель с птичьего полета, инженер-строитель, гид? Какими средствами он пользуется? Ведет ли он дневник, рисует ментальную карту, строит маршрут, измеряет город ногами, рисует мастер-план? В зависимости от целей, задач и точки видения субъекта, от средств видения выстраиваются разные образы одного и того же города.
С. А. Смирнов
Семиотика города
Семиотика — это научная дисциплина, изучающая функционирование знаков и знаковых систем. Относительно законченная знаковая система является текстом. Текст может быть вербальным (состоящим из знаков-слов) и визуальным (состоящим из знаков-изображений). Отдельные знаки в составе текста или высказывания связаны по правилам синтаксиса. Функцией знаков и знаковых систем является передача информации; благодаря такой передаче возникает и поддерживается синхронная и диахронная коммуникация в обществе. Коммуникация представляет собой сущностное ядро культуры как «первой природы» человека. Таким образом, в антропологическом контексте семиотическая деятельность (семиозис) оказывается важнейшей характеристикой человеческого бытия. В семиотическом ракурсе город предстаёт как один из текстов культуры, содержащий и транслирующий информацию о ключевых представлениях человека в сферах космологии, антропологии, этики и аксиологии, в конечном счёте — невербальный текст, содержанием которого является человек как существующий в мире культурный субъект. Выразительными единицами такого текста выступают отдельные здания (сооружения), в своей семиотической функции выступающие как репрезентанты идей, ценностей, установок или других зданий (сооружений). Благодаря синтаксическим связям единицы городского текста объединяются в ансамбли-нарративы, образующие город в целом как продолжающийся во времени пространственный текст. Чтение такого текста возможно при совпадении кода читателя с кодом автора; только в этом случае город в целом или любой его законченный фрагмент проявляют вовне свою семиотическую составляющую. Культурные коды, обеспечивающие доступ к смысловому / коннотативному уровню городского текста (то есть к его подтексту), представляют собой важнейшую часть культурного опыта городского сообщества, передаются из поколения в поколение и обеспечивают главное условия сохранения городской идентичности.
С. С. Аванесов
Городские культурные практики
Городские культурные практики относятся к более широкому понятию культурных практик. Культурные практики представляют собой проявление культуры того или иного сообщества в многообразных процессах и формах реальности, которое осуществляется посредством деятельности в той или иной сфере. Функционально культурные практики можно рассматривать как деятельность, которая направлена на сохранение, трансляцию, закрепление, позиционирование определённых ценностей, норм, традиций коллективов.
Городские культурные практики связаны с многообразными проявлениями городской культуры и могут осуществляться по двум направлениям: а) практики города в целом как деятельность в контексте специфики культуры города (гастрономические традиции города, топонимика города, мемориальные традиции города); б) практики городских субкультур, слоёв, институтов как проявления культуры, объединённые вокруг тех или иных городских сообществ, конгломераций (студенческие проекты, волонтёрские движения). Первая группа городских культурных практик связана как с поддержанием целостности и уникальности городской культуры и традиций, культурной памяти города и аутентичности городской среды, так и с позиционированием города и городских ценностей, символов, идеи города во внешнем контуре (в частности, в рамках городского брендинга). Разнообразие и многогранность второй группы городских культурных практик во многом зависит от особенностей социальной и профессиональной стратификации жителей города, символических статутов, размеров и возраста города, актуальных слоёв памяти города, уровня и специфики ценностной иерархии горожан и поддерживаемых ими традиций, политических и экономических факторов развития города.
Исходя из особенностей той сферы деятельности, в которой реализуются городские культурные практики, их можно условно разделить на художественные (литературные, кинематографические), научные (интеллектуальные, изобретательские), религиозные (духовные) практики, образовательные практики и практики просвещения, политические и так далее. Акторы, которые инициируют действия в рамках городских культурных практик, могут быть индивидуальными (артисты, политики, журналисты) и коллективными (организации, бизнес). Городские культурные практики могут быть неформальными (деятельность горожан) и официальными, предполагающими институциональный формат проявления городской культуры. Вторые функционируют нередко в рамках учреждений культуры (театры, музеи, библиотеки) или образования (университеты, школы) и предполагают устойчивый характер деятельности, связанный с направлениями культурной политики города. Семиотически городские культурные практики могут быть раскрыты и описаны через языки культуры, символы и знаки (вербальные, визуальные, перформативные). Символическая репрезентация городских культурных практик в городском пространстве может служить источником для исследования культурного кода города, который отражает индивидуальность и характер города.
Городские культурные практики могут продуцировать как деструктивные аспекты существования города и субкультур, негативно влияя на деятельность сообществ, на городскую экологию, сохранность традиций и ценностей городских сообществ, так и позитивное преобразование города и городской среды.
Городские культурные практики связаны с многообразными проявлениями городской культуры и могут осуществляться по двум направлениям: а) практики города в целом как деятельность в контексте специфики культуры города (гастрономические традиции города, топонимика города, мемориальные традиции города); б) практики городских субкультур, слоёв, институтов как проявления культуры, объединённые вокруг тех или иных городских сообществ, конгломераций (студенческие проекты, волонтёрские движения). Первая группа городских культурных практик связана как с поддержанием целостности и уникальности городской культуры и традиций, культурной памяти города и аутентичности городской среды, так и с позиционированием города и городских ценностей, символов, идеи города во внешнем контуре (в частности, в рамках городского брендинга). Разнообразие и многогранность второй группы городских культурных практик во многом зависит от особенностей социальной и профессиональной стратификации жителей города, символических статутов, размеров и возраста города, актуальных слоёв памяти города, уровня и специфики ценностной иерархии горожан и поддерживаемых ими традиций, политических и экономических факторов развития города.
Исходя из особенностей той сферы деятельности, в которой реализуются городские культурные практики, их можно условно разделить на художественные (литературные, кинематографические), научные (интеллектуальные, изобретательские), религиозные (духовные) практики, образовательные практики и практики просвещения, политические и так далее. Акторы, которые инициируют действия в рамках городских культурных практик, могут быть индивидуальными (артисты, политики, журналисты) и коллективными (организации, бизнес). Городские культурные практики могут быть неформальными (деятельность горожан) и официальными, предполагающими институциональный формат проявления городской культуры. Вторые функционируют нередко в рамках учреждений культуры (театры, музеи, библиотеки) или образования (университеты, школы) и предполагают устойчивый характер деятельности, связанный с направлениями культурной политики города. Семиотически городские культурные практики могут быть раскрыты и описаны через языки культуры, символы и знаки (вербальные, визуальные, перформативные). Символическая репрезентация городских культурных практик в городском пространстве может служить источником для исследования культурного кода города, который отражает индивидуальность и характер города.
Городские культурные практики могут продуцировать как деструктивные аспекты существования города и субкультур, негативно влияя на деятельность сообществ, на городскую экологию, сохранность традиций и ценностей городских сообществ, так и позитивное преобразование города и городской среды.
С. С. Аванесов
Городская идентичность
Городская идентичность – это совокупность городских смыслов, обеспечивающих идентификацию жителей через отождествление с городом при помощи значимых для человека символических средств (образов, концептов, кодов). Городская идентичность формируется посредством установления символической связи между личностью и городом, она динамична и меняется под влиянием процесса конструирования городских смыслов. Устойчивость городской идентичности тесно связано с наличием положительных эмоций у горожан по отношению к городу, с желанием жить и работать в этом месте, с перманентным чувством связи с городом и его судьбой.
Городская идентичность является, с одной стороны, идентичностью территориальной, поскольку именно территория города представляет собой символическое ядро в процессах идентификации горожан с городом. Связь с территорией города формирует чувство сопричастности горожан с городом, обеспечивая процессы отождествления с городом. В европейских исследованиях городская идентичность входит в категорию понятия «идентичность места» («рlace identity»), где локальное место становится источником ассоциаций и аккумулятором местных смыслов. В рамках данной концепции актуализируются исследования генерирования символической связи между горожанином и городом, а также изучение особенностей возникновения «чувства места», укрепляющего эмоциональную привязанность жителя города к месту своего проживания.
С другой стороны, городская идентичность является коллективной идентичностью, которая базируется на осознанном чувстве признания личностью своей принадлежности к определенному коллективу, в данном случае – к жителям города, а также на противопоставлении его внешним коллективам как жителям других городов.
Структура городской идентичности может рассматриваться: а) как совокупность тех компонентов, из которых складываются идентификационные связи горожанина по отношению к городу (когнитивный, эмоциональный, ценностный компоненты); б) исходя из специфики тех культурных смыслов, вокруг который генерируются идентификационные связи (природа, архитектура, известные личности, события, символика).
Символический ресурс городской идентичности в рамках развития города может рассматриваться в двух аспектах. Первый заключается в том, что городская идентичность представляет собой внутренний социокультурный ресурс города или движущую силу, формирующую причастность и привязанность горожан к городу, влияющую на городское самосознание, что может непосредственно воздействовать на демографическую ситуацию, на гражданскую активность горожан и их готовность участвовать в решении вопросов развития города. Второй аспект связан с тем, что городская идентичность является важнейшим ресурсом для проектирования стратегий позиционирования города во внешней среде. Уникальные смыслы, на которых строятся символические связи между городом и горожанином, могут выступать основой для создания привлекательного и узнаваемого образа города, а также рассматриваться как конкурентное преимущество города. В связи с этим городская идентичность нередко рассматривается как детерминанта городского брендинга. Отражение городской идентичности в бренде города является залогом поддержки его реализации со стороны горожан как на личном, так и на институциональном уровне.
Городская идентичность представляет собой социокультурный конструкт. Следовательно, городскую идентичность можно и нужно конструировать, учитывая факторы воздействия на процессы идентификации горожан. Формирование городской идентичности можно рассматривать как процесс актуализации смыслов, когда определённые образы, факты, практики, события становятся значимыми для жителя города. На структуру городской идентичности оказывают влияние: а) стабильные факторы, данные городу изначально и не поддающиеся изменениям (местоположение города, климат, исторические факты); б) устойчивые, но способные к некоторым изменениям (облик города, мифология, знаковые личности, места памяти); в) изменчивые или подвижные, которые могут динамично меняться (бренды, события, оформление визуальной среды города, символика).
Городская идентичность является, с одной стороны, идентичностью территориальной, поскольку именно территория города представляет собой символическое ядро в процессах идентификации горожан с городом. Связь с территорией города формирует чувство сопричастности горожан с городом, обеспечивая процессы отождествления с городом. В европейских исследованиях городская идентичность входит в категорию понятия «идентичность места» («рlace identity»), где локальное место становится источником ассоциаций и аккумулятором местных смыслов. В рамках данной концепции актуализируются исследования генерирования символической связи между горожанином и городом, а также изучение особенностей возникновения «чувства места», укрепляющего эмоциональную привязанность жителя города к месту своего проживания.
С другой стороны, городская идентичность является коллективной идентичностью, которая базируется на осознанном чувстве признания личностью своей принадлежности к определенному коллективу, в данном случае – к жителям города, а также на противопоставлении его внешним коллективам как жителям других городов.
Структура городской идентичности может рассматриваться: а) как совокупность тех компонентов, из которых складываются идентификационные связи горожанина по отношению к городу (когнитивный, эмоциональный, ценностный компоненты); б) исходя из специфики тех культурных смыслов, вокруг который генерируются идентификационные связи (природа, архитектура, известные личности, события, символика).
Символический ресурс городской идентичности в рамках развития города может рассматриваться в двух аспектах. Первый заключается в том, что городская идентичность представляет собой внутренний социокультурный ресурс города или движущую силу, формирующую причастность и привязанность горожан к городу, влияющую на городское самосознание, что может непосредственно воздействовать на демографическую ситуацию, на гражданскую активность горожан и их готовность участвовать в решении вопросов развития города. Второй аспект связан с тем, что городская идентичность является важнейшим ресурсом для проектирования стратегий позиционирования города во внешней среде. Уникальные смыслы, на которых строятся символические связи между городом и горожанином, могут выступать основой для создания привлекательного и узнаваемого образа города, а также рассматриваться как конкурентное преимущество города. В связи с этим городская идентичность нередко рассматривается как детерминанта городского брендинга. Отражение городской идентичности в бренде города является залогом поддержки его реализации со стороны горожан как на личном, так и на институциональном уровне.
Городская идентичность представляет собой социокультурный конструкт. Следовательно, городскую идентичность можно и нужно конструировать, учитывая факторы воздействия на процессы идентификации горожан. Формирование городской идентичности можно рассматривать как процесс актуализации смыслов, когда определённые образы, факты, практики, события становятся значимыми для жителя города. На структуру городской идентичности оказывают влияние: а) стабильные факторы, данные городу изначально и не поддающиеся изменениям (местоположение города, климат, исторические факты); б) устойчивые, но способные к некоторым изменениям (облик города, мифология, знаковые личности, места памяти); в) изменчивые или подвижные, которые могут динамично меняться (бренды, события, оформление визуальной среды города, символика).
Н. Г. Федотова
Идентичность города
Понятие идентичности характеризуется достаточно высоким уровнем сложности, что объясняется его применением к описанию таких состояний, которые отличаются одновременно (а) как устойчивостью, так и динамикой, (б) как тождеством, так и открытостью. Идентичностью является такое состояние, благодаря которому лицо, сообщество, конструкт, явление или процесс одновременно и тождественны самим себе, и превосходят самих себя. Иначе говоря, в поле идентичности признак тождества и признак неравенства неразрывны, неотделимы друг от друга. Редукция идентичности к чистому тождеству приводит к реификации культурного явления в общественном сознании и мотивирует практики музеефикации культурной среды.
Если на уровне исследования городской / региональной идентичности безусловно превалирует социально-психологический план, то в отношении идентичности города как культурного конструкта требуется особый подход, особая герменевтика, а именно — перевод дискурса идентичности в плоскость культурологии и философии культуры.
Идентичность города — это его открытое равенство самому себе; при этом открытость (перспективность) города не противоречит его равенству самому себе, а равенство города самому себе не препятствует его открытости (перспективности). Идентичность города обеспечивает непрерывность его исторического существования, то есть его присутствия в культурном опыте как конкретного, продолжающегося явления, как единой линии преемственности, соединяющей его различные исторические состояния. Идентичность города, таким образом, — это форма дефрагментации города во времени.
Идентичность города проявляется и воспринимается по следующим одновременно наличествующим параметрам:
— равенство себе (во все времена это тот же самый город);
— уникальность (неравенство другим), то есть узнаваемость;
— соотнесённость с определённой культурой (русский, арабский, итальянский, американский, советский, мультикультурный);
— стилистическое единство городской среды, её аутентичность («настоящий» Париж и «ненастоящий» Париж);
— принадлежность к определённому типу городов (столичный, провинциальный, исторический, университетский, индустриальный, курортный, мегаполис, город-спутник и т. д.);
— соотнесённость с климатом и ландшафтом (типично приморский город / какой-то нетипичный приморский город; город на семи холмах; вписанный в географию; непродуманно устроенный с точки зрения местного климата и т. д.).
Зачастую идентичность города легко интерпретируется как его уникальность, его неравенство другим. Однако это только внешний аспект идентичности; внутренний же аспект указывает на то, в чём именно город равен самому себе. И это равенство самому себе может совпадать с точно такими же идентичными характеристиками других городов, то есть вовсе не быть «особостью». Например, «ганзейская» характеристика Новгорода фиксирует его уникальность среди современных российских городов, но в то же самое время включает его в весьма широкое множество столь же «ганзейских» городов Европы; и именно такая «ганзейская» не-особость выступает в качестве одной из ключевых «опций» новгородской идентичности. Город может сохранять свою идентичность за счёт наличия исторического ядра (кремля), многовековых памятников сакральной архитектуры, древней сетки улиц, их исторического мощения и т. п.; но этот набор характеристик не является уникальным ни для одного русского города с достаточно длительной историей. Сохранять идентичность города означает поддерживать его культурно-историческое соответствие самому себе; уникальность может входить, а может и не входить в состав такой идентичности. Следовательно, определять идентичность города исключительно через его уникальность некорректно.
Идентичность города расположена между стереотипизацией (город вообще, как все) и изоляцией (единственный, несравнимый), между бессодержательным универсализмом и удушающим самотождеством. Она избегает названных крайностей и только поэтому может быть квалифицирована как идентичность в точном смысле слова. Тождество города самому себе обрекает его на застой, бесконечное повторение себя самого, превращает его в город-музей без будущего и, следовательно, в город-кладбище. Идентичность позволяет городу (в лице горожан) сочетать тождество с выходом за его границы, органично сопрягать индивидуальное с общим, а ретроспективу с перспективой. Только такая позитивная идентичность воплощает в себе культурную установку на кумулятивное развитие.
Идентичность города является культурным конструктом в двух смыслах: (1) сам город со всеми его характеристиками есть произведение, результат культурных практик человека; (2) идентичный город со всеми его соответствующими признаками есть результат признания его таковым в восприятии, представлении и воображении людей.
Идентичность города может выражать себя в его имени или образе. Однако один и тот же город с течением времени может менять свои образы или сочетать в себе сразу несколько образов и стилей (например, Санкт-Петербург, Париж), а некоторые города неоднократно меняют своё имя. Несмотря на то и другое, город способен сохранять свою идентичность вопреки таким переменам, — именно потому, что идентичность есть единство во множественности, и сама эта множественность является одним из двух необходимых условий наличия идентичности.
Более того, идентичность города тоже может содержательно меняться (например, Рим, Стамбул, Вроцлав, Кёнигсберг / Калининград и др.). В таких случаях следует, видимо, говорить о некоей мета-идентичности города.
Если на уровне исследования городской / региональной идентичности безусловно превалирует социально-психологический план, то в отношении идентичности города как культурного конструкта требуется особый подход, особая герменевтика, а именно — перевод дискурса идентичности в плоскость культурологии и философии культуры.
Идентичность города — это его открытое равенство самому себе; при этом открытость (перспективность) города не противоречит его равенству самому себе, а равенство города самому себе не препятствует его открытости (перспективности). Идентичность города обеспечивает непрерывность его исторического существования, то есть его присутствия в культурном опыте как конкретного, продолжающегося явления, как единой линии преемственности, соединяющей его различные исторические состояния. Идентичность города, таким образом, — это форма дефрагментации города во времени.
Идентичность города проявляется и воспринимается по следующим одновременно наличествующим параметрам:
— равенство себе (во все времена это тот же самый город);
— уникальность (неравенство другим), то есть узнаваемость;
— соотнесённость с определённой культурой (русский, арабский, итальянский, американский, советский, мультикультурный);
— стилистическое единство городской среды, её аутентичность («настоящий» Париж и «ненастоящий» Париж);
— принадлежность к определённому типу городов (столичный, провинциальный, исторический, университетский, индустриальный, курортный, мегаполис, город-спутник и т. д.);
— соотнесённость с климатом и ландшафтом (типично приморский город / какой-то нетипичный приморский город; город на семи холмах; вписанный в географию; непродуманно устроенный с точки зрения местного климата и т. д.).
Зачастую идентичность города легко интерпретируется как его уникальность, его неравенство другим. Однако это только внешний аспект идентичности; внутренний же аспект указывает на то, в чём именно город равен самому себе. И это равенство самому себе может совпадать с точно такими же идентичными характеристиками других городов, то есть вовсе не быть «особостью». Например, «ганзейская» характеристика Новгорода фиксирует его уникальность среди современных российских городов, но в то же самое время включает его в весьма широкое множество столь же «ганзейских» городов Европы; и именно такая «ганзейская» не-особость выступает в качестве одной из ключевых «опций» новгородской идентичности. Город может сохранять свою идентичность за счёт наличия исторического ядра (кремля), многовековых памятников сакральной архитектуры, древней сетки улиц, их исторического мощения и т. п.; но этот набор характеристик не является уникальным ни для одного русского города с достаточно длительной историей. Сохранять идентичность города означает поддерживать его культурно-историческое соответствие самому себе; уникальность может входить, а может и не входить в состав такой идентичности. Следовательно, определять идентичность города исключительно через его уникальность некорректно.
Идентичность города расположена между стереотипизацией (город вообще, как все) и изоляцией (единственный, несравнимый), между бессодержательным универсализмом и удушающим самотождеством. Она избегает названных крайностей и только поэтому может быть квалифицирована как идентичность в точном смысле слова. Тождество города самому себе обрекает его на застой, бесконечное повторение себя самого, превращает его в город-музей без будущего и, следовательно, в город-кладбище. Идентичность позволяет городу (в лице горожан) сочетать тождество с выходом за его границы, органично сопрягать индивидуальное с общим, а ретроспективу с перспективой. Только такая позитивная идентичность воплощает в себе культурную установку на кумулятивное развитие.
Идентичность города является культурным конструктом в двух смыслах: (1) сам город со всеми его характеристиками есть произведение, результат культурных практик человека; (2) идентичный город со всеми его соответствующими признаками есть результат признания его таковым в восприятии, представлении и воображении людей.
Идентичность города может выражать себя в его имени или образе. Однако один и тот же город с течением времени может менять свои образы или сочетать в себе сразу несколько образов и стилей (например, Санкт-Петербург, Париж), а некоторые города неоднократно меняют своё имя. Несмотря на то и другое, город способен сохранять свою идентичность вопреки таким переменам, — именно потому, что идентичность есть единство во множественности, и сама эта множественность является одним из двух необходимых условий наличия идентичности.
Более того, идентичность города тоже может содержательно меняться (например, Рим, Стамбул, Вроцлав, Кёнигсберг / Калининград и др.). В таких случаях следует, видимо, говорить о некоей мета-идентичности города.
С. С. Аванесов
Городской культурный капитал
Капитал как таковой представляет собой совокупность любых ресурсов, которые могут приносить его владельцам прибыль материального или символического характера, включая доверие или престиж. Сам концепт «капитал» ориентирует на возможность экономической выгоды, даже если она будет опосредованной, путём конвертации символических значений в материальную выгоду. Главная особенность любого типа капитала, которую доказал Карл Маркс, состоит именно в отношении к вещам или практикам, другими словами, в символическом эквиваленте объектов социального и экономического обмена.
Культурный капитал является одним из типов капитала, который отличается тем, что в качестве источника экономической выгоды может рассматриваться весь комплекс культурных ресурсов. Сам концепт «культурный капитал» предполагает объединение в едином смысловом поле экономики и культуры. В рамках городского культурного капитала, или культурного капитала города, соответственно, могут быть рассмотрены культурные ресурсы города (культурное наследие и места памяти, культурные события и фестивали, сфера культурной деятельности и культурных услуг, институты культуры), которые приносят прибыль городу и способствуют решению социально-экономических, политических и иных вопросов в рамках городского развития. Ключевым свойством культурного капитала города является его нематериальный, ценностный потенциал, как правило, связанный с творчеством и талантом, индивидуальностью и аутентичностью культурных практик города. Генерируется и функционирует городской культурный капитал лишь при наличии социального взаимодействия и в условиях возникновения экономических отношений. Применение данного концепта к исследованию города предполагает, что сфера деятельности культуры в виде культурных практик города может рассматриваться как источник производства благ, имеющих конкретную экономическую стоимость.
Культурный капитал города, с одной стороны, может рассматривать как один из ведущих концептов в контексте развития творческой (креативной) экономики в конкретном городском пространстве, исходя из особенностей культурных ресурсов города, которые могут приносить прибыль городу, включая современные культурные индустрии города (кинопроизводство, издательское дело, мода, реклама, дизайн). С другой стороны, культурный капитал города нередко приносит опосредованную прибыль в виде стабилизирующего социального фактора, способного обеспечить досуговые, интеллектуальные, художественные и иные условия для креативного класса города или бизнес-структур в контексте экономического развития города.
Культурный капитал является одним из типов капитала, который отличается тем, что в качестве источника экономической выгоды может рассматриваться весь комплекс культурных ресурсов. Сам концепт «культурный капитал» предполагает объединение в едином смысловом поле экономики и культуры. В рамках городского культурного капитала, или культурного капитала города, соответственно, могут быть рассмотрены культурные ресурсы города (культурное наследие и места памяти, культурные события и фестивали, сфера культурной деятельности и культурных услуг, институты культуры), которые приносят прибыль городу и способствуют решению социально-экономических, политических и иных вопросов в рамках городского развития. Ключевым свойством культурного капитала города является его нематериальный, ценностный потенциал, как правило, связанный с творчеством и талантом, индивидуальностью и аутентичностью культурных практик города. Генерируется и функционирует городской культурный капитал лишь при наличии социального взаимодействия и в условиях возникновения экономических отношений. Применение данного концепта к исследованию города предполагает, что сфера деятельности культуры в виде культурных практик города может рассматриваться как источник производства благ, имеющих конкретную экономическую стоимость.
Культурный капитал города, с одной стороны, может рассматривать как один из ведущих концептов в контексте развития творческой (креативной) экономики в конкретном городском пространстве, исходя из особенностей культурных ресурсов города, которые могут приносить прибыль городу, включая современные культурные индустрии города (кинопроизводство, издательское дело, мода, реклама, дизайн). С другой стороны, культурный капитал города нередко приносит опосредованную прибыль в виде стабилизирующего социального фактора, способного обеспечить досуговые, интеллектуальные, художественные и иные условия для креативного класса города или бизнес-структур в контексте экономического развития города.
Н. Г. Федотова
Исторический город
Исторический город есть культурный хронотоп, выступающий как форма пространственной презентации и социальной актуализации памятников культурного наследия (объектов, ансамблей, артефактов). В отличие от города-музея, исторический город не только консервирует памятники, но и включает их в современные городские практики, в том числе через их реставрацию и перепланировку прилегающей территории. В городе-музее история функционирует как изолированное прошлое, сохраняющееся в настоящем, в историческом городе — как такое прошлое, которое является неотъемлемой и зачастую определяющей частью настоящего.
Распространённое определение исторического города является достаточно неотчётливым, а в некотором отношении — и вовсе ложным. Это определение пришло на смену понятию «древний город», которое акцентировало только возраст населённого пункта. Понятие исторического города должно было перенести акцент с длительности существования города на его вклад в культуру. Искомое определение было зафиксировано в международных актах (хартиях) и затем в национальных законодательствах. Так, Международная хартия по охране исторических городов (Вашингтон, 1987), а также опирающийся на неё Федеральный закон от 25.06.2002 № 73 ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» (гл. XII) определяют исторический город как такое поселение, на территории которого находятся объекты историко-культурного наследия, включая исторически ценные здания, сооружения и их группы, планировочную и объёмно-пространственную структуру, композицию, силуэт, панорамы, соотношения между разными городскими пространствами. Неясность ключевых понятий в составе юридического определения исторического города до сих пор не позволяет составить полный государственный реестр исторических городов Российской Федерации.
Неясность определения исторического города порождает как минимум две концептуальные проблемы. Первая проблема состоит в том, что исторический город юридически определён как населённый пункт, на территории которого находятся объекты культурного наследия; сам же город как объект культурного наследия в таком ракурсе не попадает в поле зрения ни исследователей, ни практиков. Все имеющиеся в научной литературе определения следуют этой схеме, подменяющей понятие исторического города понятием суммы географически локализованных артефактов.
Вторая проблема, следующая из первой, заключается в том, что сам исторический характер, приписываемый не городу, а каждому из артефактов (памятников), находящихся в его границах, понимается по преимуществу как совокупность признаков его существования во времени; в свою очередь, под такими признаками обычно подразумеваются визуальные свидетельства перестроек, переделок памятника, то есть следы его искажений. Получается, что признаком историчности объекта в этой парадигме, относящей само свойство историчности не к городу, а к каждому культурному артефакту на его территории, может выступать только деградация этого артефакта во времени.
Обе проблемы могут быть решены при переносе свойства историчности с артефактов (объектов культурного наследия) на сам город. Именно город как интегральный культурный феномен только и может быть репрезентацией истории без искажений — в том случае, если он представляет собой связную совокупность разновременных и разностильных культурных объектов, сохранившихся в своём первоначальном, не искажённом виде. Отдельный же артефакт (памятник, ансамбль), взятый вне контекста исторического города как такового, может репрезентировать свою историю только за счёт следов вмешательства в первоначальный замысел: представляя собой свою собственную историю (по сути — последовательность своих искажений), он именно по этой причине теряет свою аутентичность. Город историчен за счёт накопления и сохранения аутентичных артефактов; отдельный же от города артефакт может восприниматься как исторический объект только тогда, когда он не аутентичен.
Итак, исторический город только в том случае является действительно историческим, когда именно он как интегральное динамичное целое (культурный хронотоп) берёт на себя роль исключительной формы презентации историчности культуры. В таком городе отдельным артефактам не делегируется никакой историчности, за счёт чего они и сохраняют (транслируют) свою неповреждённую аутентичность.
При этом, конечно, имеется в виду история самого памятника, а не история тех событий, которые с ним связаны. Если артефакту и может быть приписана история, то это только история событий, имеющих к нему то или иное отношение, но не история его самого, всегда предполагающая стилистическую, эстетическую, семиотическую и конструктивную деградацию данного артефакта.
Распространённое определение исторического города является достаточно неотчётливым, а в некотором отношении — и вовсе ложным. Это определение пришло на смену понятию «древний город», которое акцентировало только возраст населённого пункта. Понятие исторического города должно было перенести акцент с длительности существования города на его вклад в культуру. Искомое определение было зафиксировано в международных актах (хартиях) и затем в национальных законодательствах. Так, Международная хартия по охране исторических городов (Вашингтон, 1987), а также опирающийся на неё Федеральный закон от 25.06.2002 № 73 ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» (гл. XII) определяют исторический город как такое поселение, на территории которого находятся объекты историко-культурного наследия, включая исторически ценные здания, сооружения и их группы, планировочную и объёмно-пространственную структуру, композицию, силуэт, панорамы, соотношения между разными городскими пространствами. Неясность ключевых понятий в составе юридического определения исторического города до сих пор не позволяет составить полный государственный реестр исторических городов Российской Федерации.
Неясность определения исторического города порождает как минимум две концептуальные проблемы. Первая проблема состоит в том, что исторический город юридически определён как населённый пункт, на территории которого находятся объекты культурного наследия; сам же город как объект культурного наследия в таком ракурсе не попадает в поле зрения ни исследователей, ни практиков. Все имеющиеся в научной литературе определения следуют этой схеме, подменяющей понятие исторического города понятием суммы географически локализованных артефактов.
Вторая проблема, следующая из первой, заключается в том, что сам исторический характер, приписываемый не городу, а каждому из артефактов (памятников), находящихся в его границах, понимается по преимуществу как совокупность признаков его существования во времени; в свою очередь, под такими признаками обычно подразумеваются визуальные свидетельства перестроек, переделок памятника, то есть следы его искажений. Получается, что признаком историчности объекта в этой парадигме, относящей само свойство историчности не к городу, а к каждому культурному артефакту на его территории, может выступать только деградация этого артефакта во времени.
Обе проблемы могут быть решены при переносе свойства историчности с артефактов (объектов культурного наследия) на сам город. Именно город как интегральный культурный феномен только и может быть репрезентацией истории без искажений — в том случае, если он представляет собой связную совокупность разновременных и разностильных культурных объектов, сохранившихся в своём первоначальном, не искажённом виде. Отдельный же артефакт (памятник, ансамбль), взятый вне контекста исторического города как такового, может репрезентировать свою историю только за счёт следов вмешательства в первоначальный замысел: представляя собой свою собственную историю (по сути — последовательность своих искажений), он именно по этой причине теряет свою аутентичность. Город историчен за счёт накопления и сохранения аутентичных артефактов; отдельный же от города артефакт может восприниматься как исторический объект только тогда, когда он не аутентичен.
Итак, исторический город только в том случае является действительно историческим, когда именно он как интегральное динамичное целое (культурный хронотоп) берёт на себя роль исключительной формы презентации историчности культуры. В таком городе отдельным артефактам не делегируется никакой историчности, за счёт чего они и сохраняют (транслируют) свою неповреждённую аутентичность.
При этом, конечно, имеется в виду история самого памятника, а не история тех событий, которые с ним связаны. Если артефакту и может быть приписана история, то это только история событий, имеющих к нему то или иное отношение, но не история его самого, всегда предполагающая стилистическую, эстетическую, семиотическую и конструктивную деградацию данного артефакта.
С. С. Аванесов
Культурный код
Культурный код — понятие семиотики культуры, означающее одну из разновидностей кодов, используемых человеком в герменевтических процессах и коммуникативных актах. Код есть правило связи знака и того, что он означает. Наличие кода позволяет создавать, передавать и принимать осмысленные сообщения. Такие сообщения как вербального, так и невербального характера с формальной стороны представляют собой знаки и знаковые комплексы (тексты).
Означаемым любого знака (текста) являются его (1) содержание, (2) значение, (3) смысл. Так, содержанием известного дорожного знака является идущий человек, значением — пешеходный переход, а смыслом — социально санкционированная норма уступки пешеходу со стороны водителя. Культурный код необходим, чтобы получить доступ к смыслу знака или текста; содержание и значение знака / текста кодируются и декодируются с помощью иных кодов.
Код, открывающий реципиенту путь от предмета к смыслу, укоренён в той культуре, к которой принадлежит реципиент, и фундирован для него тем социокультурным опытом, который он считает своим. Владение данным кодом обеспечивает и регулярно подтверждает культурную идентичность личности; эта культурная идентичность как раз и реализуется в его умении читать артефакты и их комбинации не просто как эстетические или мемориальные конструкции, а как осмысленные сообщения, имеющие отношение к базовым параметрам его существования. Благодаря этому умению локальная культура имеет историю (длительность во времени), то есть является традицией.
Итак, культурный код есть правило связи артефакта с теми смыслами, которые этот артефакт репрезентирует в своей знаковой (семиотической) функции, и, таким образом, способ осуществления смысловой коммуникации между реципиентом и автором, которая и составляет суть культуры.
Означаемым любого знака (текста) являются его (1) содержание, (2) значение, (3) смысл. Так, содержанием известного дорожного знака является идущий человек, значением — пешеходный переход, а смыслом — социально санкционированная норма уступки пешеходу со стороны водителя. Культурный код необходим, чтобы получить доступ к смыслу знака или текста; содержание и значение знака / текста кодируются и декодируются с помощью иных кодов.
Код, открывающий реципиенту путь от предмета к смыслу, укоренён в той культуре, к которой принадлежит реципиент, и фундирован для него тем социокультурным опытом, который он считает своим. Владение данным кодом обеспечивает и регулярно подтверждает культурную идентичность личности; эта культурная идентичность как раз и реализуется в его умении читать артефакты и их комбинации не просто как эстетические или мемориальные конструкции, а как осмысленные сообщения, имеющие отношение к базовым параметрам его существования. Благодаря этому умению локальная культура имеет историю (длительность во времени), то есть является традицией.
Итак, культурный код есть правило связи артефакта с теми смыслами, которые этот артефакт репрезентирует в своей знаковой (семиотической) функции, и, таким образом, способ осуществления смысловой коммуникации между реципиентом и автором, которая и составляет суть культуры.
С. С. Аванесов
Культурный код города
Культурный код города является способом выражения во внешне воспринимаемых формах и самой структуре городского пространства тех смыслов (ценностей, моральных образцов, социальных приоритетов, предельных культурных установок, идеалов, норм общения), которые в совокупности фундируют специфический культурный тип, к которому относится данный город как идентичный феномен. В семиотическом ракурсе урбанизированная среда интерпретируется как система знаков, то есть текст (гипертекст, палимпсест); соответственно, эта система может быть дешифрована либо на уровне содержания, либо на уровне содержания и значения, либо на уровне содержания, значения и смысла. В роли знака / знаков невербальной коммуникации в пространстве города выступают искусственные объекты (артефакты) и их комбинации (ансамбли). Совокупность визуальных ансамблей города образует городской текст. Содержание этого текста, будучи воспринятым, сообщает реципиенту информацию, имеющую отношение к географической ориентации и повседневной прагматике: я нахожусь в городе; мне сейчас направо; это магазин (школа, поликлиника, остановка). Значение городского текста открывает доступ к репрезентациям исторического и художественно-стилистического характера: это русский православный храм XIV века; это советская мозаика 1970-х годов; вот экземпляр архитектуры модерна; вот памятник героическим защитникам города от нацистов. Уже на уровне репрезентации артефакт (ансамбль) распространяет внимание реципиента за свои границы: имеет значение как сам объект, так и то, что он собой «представляет». Смысл знака / текста в городском пространстве фиксирует коннотативную соотнесённость артефактов и их ансамблей с фундаментальными ценностями, идеями, идеалами, принципами, имеющими мировоззренческий характер. Благодаря смыслу объект включается не только в соответствующую группу по сходству исторических или художественных параметров, но и в ряд текстов, выражающих и транслирующих онтологию культуры. На уровень смысла городского текста реципиент способен перейти (и, таким образом, получить доступ к онтологическому слою культуры) только с помощью культурного кода, то есть при помощи доступа к связям артефактов и смыслов, к правилам их смысловой шифровки / кодирования и смысловой дешифровки / декодирования.
С. С. Аванесов
Городской патриотизм
Патриотизм — одна из фундаментальных личностных установок, определяющих оценочную позицию человека по отношению к социокультурной действительности и мотивирующих общественно значимую деятельность человека, посредством которой он сознательно реализует данную позицию.
Содержанием патриотической установки является позитивное отношение к совокупности материальных и нематериальных факторов, определяющих собой конкретный социально-исторический контекст человеческого существования и напрямую связанных с культурной идентичностью (культурным самоопределением) личности. К совокупности указанных факторов относятся: язык (языки); история (региональная или общенародная / государственная); духовная, нравственная, художественная, хозяйственная и политическая традиция; географическое место; традиционные ценности (значимые мировоззренческие и практические ориентиры / идеалы); символы и артефакты, воплощающие традиционные ценности и смыслы; примеры и образцы служения Отечеству; особенности повседневного бытового уклада и обихода; этикет.
Патриотизм заключается в патриотическом чувстве (любовь, гордость, достоинство, сочувствие, сострадание), патриотическом сознании (верность, причастность, знание, гражданская позиция, заинтересованность, ответственность) и патриотическом действии (сохранение традиций, служение, защита от угроз, совершенствование).
Патриотизм практически выражается (реализуется) в деятельном участии личности в актах и процессах, предполагающих сохранение, раскрытие, распространение, применение и развитие той социокультурной системы, по отношению к которой сформирована личностная патриотическая установка.
Патриотизм как экзистенциальная установка вырабатывается свободно становящейся личностью в процессе общения, воспитания, образования и рефлексии. Патриотизм представляет собой важнейшую составную часть личностного мировоззрения, наиболее концентрированно и последовательно воплощая в себе культурную идентичность человека.
Патриотизм не только ретроспективен, но и перспективен: он включает в себя не только гордость за достигнутое предками, но и активную заинтересованность в устойчивом развитии. Поэтому патриотизм проявляется как в гордости за достижения Отечества, так и в переживании за его недостатки.
Патриотизм обязательно предполагает понимающее и терпимое отношение к любому патриотическому чувству, носителем которого является представитель иной культуры, страны или региона. Поэтому патриотизм, в отличие от национализма и расизма, не даёт оснований для развития чувства превосходства над иными народами или группами людей и не сопровождается унижением носителей другой культуры, населения другой страны или жителей другого региона.
Патриотизм дополняет и уравновешивает собой тенденцию глобализма, позволяя сохранить культурную и гражданскую идентичность в условиях возрастающей интенсивности процессов унификации и космополитизма.
Патриотизм обеспечивает поддержание культурной преемственности (культурная память, сохранение традиций); консолидацию сообщества региона и страны; гражданскую солидарность, компенсирующую негативные эффекты экономической конкуренции; проективную активность, основанную на личной заинтересованности в сохранении и развитии региона / страны.
Патриотическое воспитание является неотъемлемой частью процесса воспитания в целом, необходимым компонентом общей стратегии формирования полноценной личности. Патриотическое воспитание дополняет собой иные воспитательные и образовательные программы, направленные на личностный рост гражданина России, т. е. на интеллектуальное и творческое развитие, укрепление здоровья, повышение уровня профессиональной компетентности и конкурентоспособности и т. д.
Городской (региональный) патриотизм основан на отчётливом переживании локальной идентичности и является основой для заинтересованного, активного и конструктивного участия человека в деятельности городского сообщества, в сохранении и совершенствовании городской среды, в позитивной презентации локальной традиции в кросскультурных процессах и событиях.
Содержанием патриотической установки является позитивное отношение к совокупности материальных и нематериальных факторов, определяющих собой конкретный социально-исторический контекст человеческого существования и напрямую связанных с культурной идентичностью (культурным самоопределением) личности. К совокупности указанных факторов относятся: язык (языки); история (региональная или общенародная / государственная); духовная, нравственная, художественная, хозяйственная и политическая традиция; географическое место; традиционные ценности (значимые мировоззренческие и практические ориентиры / идеалы); символы и артефакты, воплощающие традиционные ценности и смыслы; примеры и образцы служения Отечеству; особенности повседневного бытового уклада и обихода; этикет.
Патриотизм заключается в патриотическом чувстве (любовь, гордость, достоинство, сочувствие, сострадание), патриотическом сознании (верность, причастность, знание, гражданская позиция, заинтересованность, ответственность) и патриотическом действии (сохранение традиций, служение, защита от угроз, совершенствование).
Патриотизм практически выражается (реализуется) в деятельном участии личности в актах и процессах, предполагающих сохранение, раскрытие, распространение, применение и развитие той социокультурной системы, по отношению к которой сформирована личностная патриотическая установка.
Патриотизм как экзистенциальная установка вырабатывается свободно становящейся личностью в процессе общения, воспитания, образования и рефлексии. Патриотизм представляет собой важнейшую составную часть личностного мировоззрения, наиболее концентрированно и последовательно воплощая в себе культурную идентичность человека.
Патриотизм не только ретроспективен, но и перспективен: он включает в себя не только гордость за достигнутое предками, но и активную заинтересованность в устойчивом развитии. Поэтому патриотизм проявляется как в гордости за достижения Отечества, так и в переживании за его недостатки.
Патриотизм обязательно предполагает понимающее и терпимое отношение к любому патриотическому чувству, носителем которого является представитель иной культуры, страны или региона. Поэтому патриотизм, в отличие от национализма и расизма, не даёт оснований для развития чувства превосходства над иными народами или группами людей и не сопровождается унижением носителей другой культуры, населения другой страны или жителей другого региона.
Патриотизм дополняет и уравновешивает собой тенденцию глобализма, позволяя сохранить культурную и гражданскую идентичность в условиях возрастающей интенсивности процессов унификации и космополитизма.
Патриотизм обеспечивает поддержание культурной преемственности (культурная память, сохранение традиций); консолидацию сообщества региона и страны; гражданскую солидарность, компенсирующую негативные эффекты экономической конкуренции; проективную активность, основанную на личной заинтересованности в сохранении и развитии региона / страны.
Патриотическое воспитание является неотъемлемой частью процесса воспитания в целом, необходимым компонентом общей стратегии формирования полноценной личности. Патриотическое воспитание дополняет собой иные воспитательные и образовательные программы, направленные на личностный рост гражданина России, т. е. на интеллектуальное и творческое развитие, укрепление здоровья, повышение уровня профессиональной компетентности и конкурентоспособности и т. д.
Городской (региональный) патриотизм основан на отчётливом переживании локальной идентичности и является основой для заинтересованного, активного и конструктивного участия человека в деятельности городского сообщества, в сохранении и совершенствовании городской среды, в позитивной презентации локальной традиции в кросскультурных процессах и событиях.
С. С. Аванесов
